Элементарная мечта Песталоцци. Но при чем тут Монтессори? 

Чудаковатый швейцарец, проживший долгую жизнь

В 2023 году исполняется 270 лет от начала педагогической дея­тельности Песталоцци. Швейцарец, полу­чивший не очень-то обширное образование, писавший яркие (но довольно сумбурные) книги и письма, сочинявший занятные (но вроде бы явно устаревшие) методические пособия, инициатор и руководитель целого ряда учебных заведений (по отношению к детям удивительно успешных, но организационно беспомощных и терпящих неизменный крах), объект благосклонного внимания высочайших особ своего времени, жертва равнодушия и насме­шек обывателей.

События и исторические анекдоты, связанные с его судьбой, описаны во многих книгах, о них, наверное, не за­бывают сообщать своим студентам преподаватели педагогических дисциплин. Но многие ли из рассказчиков добавят, что значение этих дав­них сюжетов далеко не просто историческое? Что вся картина главных школьных и дошкольных открытий в прошедшие два с половиной столетия вплоть до сегодняшнего дня - это преимущественно реализация той программы, которую первым ясно увидел и осознал Песталоцци? Что именно им эта программа была чётко определена, очерчена, задана во всех важ­нейших узловых точках?

О главных задачах начального образования

"...Идея элементарного образования есть не что иное, как результат стремлений человечества оказать ходу природы в развитии и формировании наших задатков и сил такое содействие, какое способны оказать ему разумная любовь, развитой ум и хорошо развитые технические склонности. Каким бы священным и божественным в своих основах ни был ход природы и развития рода человеческого, но предоставленный самому себе он первоначально носит чисто животный характер. Человечество должно позаботиться о том, чтобы оживить ход природы, внеся в него человеческое и божественное начало. В этом цель идеи элементарного образования , в этом цель благочестия и мудрости". И.Г. Песталоцци (1746-1827).

Песталоцци так перечислял главные задачи начального обра­зования:

• найти во всех разделах человеческой деятельности и знания твёрдые и надёжные основы;
• простым и доступным всем путём укрепить душевные силы детей для овладения любыми знаниями;
• придерживаться спокойного и кажущегося равнодуш­ным выжидания результатов начинаний, которые должны развиваться постепенно сами по себе.

Сегодня эти тезисы продолжают звучать столь же непривычно, «далеко от жизни», как и двумя столетиями ранее. Но попробуйте вспомнить знакомых вам по-настоящему талант­ливых воспитателей или учителей начальных классов.

Не покажет­ся ли вдруг, что в русле примерно такого мировоззрения (осознан­но или куда чаще интуитивно) они и действуют? Что примерно в такой «воспитательной атмосфере» и живут дети во многих наибо­лее счастливых и благополучных семьях?

Главная задача - не обучить, даже не воспитать (в привычном морализаторском понимании), а «укрепить душевные силы детей». Тогда остальное - приложится. Тогда можно придерживаться «спо­койного и кажущегося равнодушным выжидания результатов». Укрепляются же душевные силы детей на основе того типа обра­зования, который Песталоцци назвал «элементарным», всю жизнь уточняя его реалии и подробности в ходе собственной практики.

Слова "природосообразное" и "элементарное" в сочинениях Песталоцци повторяются десятки раз

Природосообразное - это именно то, что отделяет человека от его животной природы. Природосообразное для человека - это соб­ственно человеческое, это едва ли не в первую очередь его способ­ность к преодолению импульсов «природного» эгоизма: «...Истинная сущность человеческой природы - это сово­купность задатков и сил, которые отличают человека от всех прочих существ на земле».

А элементарное действие - это... всегда сложное действие. Т.е. такое, в котором неразрывно соединяются силы человеческого серд­ца, человеческого ума и человеческого мастерства. Лишь целост­ность «воздействия на сердце, ум и руку» в каждом педагогическом приёме, в каждой «элементарной клеточке» педагогических событий позволяет расценивать их как элементарные -т.е. способные «за­хватывать человека, воздействуя на силы его природы во всей их совокупности». Поэтому для Песталоцци природосообразностъ и элементарность - две стороны одного явления.

С другой стороны, элементарное - это те самые твёрдые и на­дёжные, простые и доступные основы, которые могут ненавязчиво становиться привычными, приобретать черты ежедневной нормы.

«Элементарное образование учит ребёнка мысля лю­бить и любя мыслить. Но природа обеспечивает развитие любви ещё до развития мышления. Элементарное умствен­ное образование должно начинаться не с обучения законам мышления, а с развития мыслительных способностей. Оно заботится о том, чтобы энергично оживить в ребёнке эти способности, приучить его повседневно ими пользоваться.

Подобно этому элементарное нравственное образова­ние, применяя свои средства для обеспечения достоинства нашей внутренней природы, возвышая нашу душу, не начи­нается с изложения правил благочестия и добродетели. Оно с той же заботливостью старается энергично оживить в детях элементы всех высочайших помыслов -любовь, благодарность, доверие - и сделать для детей при­вычным повседневное их приложение к жизни».

Те методы обучения, «атомами» которых служат такие приёмы и такие события, которые одновременно обращены к способностям сердца, ума и рук - элементарны и природосоообразны. Можно ли помыслить основы и принципы начального образо­вания как-то иначе? Можно, не раз пробовали. Но так - получается, а так - нет.

Для Песталоцци коллективизм - первый источник эгоистического искажения человеческой сущности

Мысли Песталоцци по-прежнему кажутся мыслями чудака, странными парадоксами. Мы, например, привыкли противопоставлять коллективизм эгоизму, а для Песталоцци коллективизм, в котором во главе угла стоят материальные интересы - первый источник эгоистического искажения человеческой сущности. Он так и формулирует, раз­мышляя о «чувственных эгоистических требованиях, вызывае­мых коллективной формой нашего существования».

Для российской школы привычно считать, что одни дети спо­собны развивать интеллект (для них школа и создана), ну а кому-то (неудачникам, жертвам интеллектуального отбора) придётся идти работать руками.

Песталоцци без устали твердит о гибельности такого разделения. Он обсуждает «гениев ограниченности» - и не спорит, что их в достаточной мере производит и привычный ход ве­щей. Что и без всякой природосообразности многих удаётся научить.

Только два очень разных образования получают люди, обученные «противоестественным» методом - или же природосообразным. Песталоцци утверждает: без опоры личности на память о един­стве сердца, ума и мастерства, без опыта такого единства, невоз­можен внутренний мир человека ни с самим собой, ни с людьми.

«Точно так же без основательной заботы о развитии рода человеческого к познанию истины немыслимо истинное равновесие человеческих сил и даже истинное приближение к такому равновесию. Следовательно, немыслима истин­ная совокупная сила человеческой природы, несущая с собой счастье и удовлетворение».

Человеческое счастье, человеческое достоинство, человечность как таковая - всему этому возможно заложить основы между делом, по ходу практического обучения

Только потребуется терпение, го­товность не требовать всего и сразу. И только так создаётся настоя­щий фундамент народного образования. Но можно не отвлекаться на освоение таких подходов - всег­да кажущихся непрактичными, несвоевременными, недостаточно стандартизируемыми - и громоздить всё новые регламентации об­разовательного устройства, устремлённые к очередным «актуальным целям». Эти цели будут достигать, или не достигать, или достигать отчасти.

Только при этом образовательные учреждения так и оста­нутся фабрикой по производству несчастных и озлобленных людей, устройством неестественным, антинародным и бесчеловечным.

Впрочем, Песталоцци ясно отдавал себе отчёт в том, что оба подхода к образованию ещё не одно столетие будут существовать рядом друг с другом, проникать друг в друга, открыто разрушать и тайно преобразовывать, сталкиваться и соперничать.

Самое существенное, в чём нуж­дается идея элементарного образования - это разработка и обязательное применение её исходных начал для детей до семи-восьми лет

Соратники Песталоцци, его ученики-педагоги и ученики его учеников задали тон последующей эпохи европейской педагогиче­ской мысли. Адольф Дистервег попытался перевести ключевые идеи природосообразного образования на язык последовательного описания методов организации школьного дела.

Следом подобную задачу по­ставили исследователи многих стран. У нас за это взялся Ушинский - и в большинстве европейских государств находились «свои Ушинские». Фелленберг, Томас Шер и другие соратники Песталоцци к се­редине девятнадцатого столетия превратили Швейцарию в педаго­гическую Мекку Европы (было это не так-то легко; по словам того же Ушинского: «Нигде, может быть, песталоцциевская идея не встретила более упорного сопротивления, как в Швейцарии, где знали и видели Песталоцци и были свидетелями всех его неудач­ных и часто забавных попыток.

Но нашлись люди, которые су­мели отличить наивную, детскую непрактичность гения от его в высшей степени практической и сильной идеи и приложили к этой идее свою собственную практичность»). Песталоцци подчёркивал, что самое существенное, в чём нуж­дается идея элементарного образования - это как можно более совершенная разработка и обязательное применение её исходных начал для детей до семи-восьми лет.

И вот его ученик Фридрих Фребель открывает второй шанс «элементарного образования» для маленьких - общественный, который может дополнить или вос­полнить семейный. Фребель не придумывает новых принципов, но выстраивает под идеи Песталоцци форму нового, неслыханного учреждения - Детского Сада.

Интересно, что в те же годы, «ученик ученика» Песталоцци Егор Гугель - создаёт первое подобие российского детского сада под Петербургом; а оставшийся в Гатчине от Гугеля легендарный шкаф с книгами случайно достанется Ушинскому и подтолкнет к глубоким педагогическим исследованиям. Так из рук в руки преемственность идея опыта элементарного образования расходилась по европейским странам.

Другие продолжатели дела «элементарного образования будут начинать независимо от Песталоцци, иные из них oкажутся на сто или двести лет моложе

Имена участников этой «научной школы» можно буквально разгадывать, отталкиваясь от тех строк Песталоцци - и выясняя, кому суждено было посвятить свою жизнь их уточнению и детальному воплощению.

"Неоспорима истина, что не раз во время упражнений, в ходе которых мы только ещё выхаживали и лелеяли средства метода, маленькие мальчики преподносили нам в своих ответах взгляды такой простоты и глубины, что часто пере нашего дома отказывались от избранной ими формы преподавания, предпочитая ту, что дети в своей простоте и невинности нашли в себе самих".

За этими словами уже вырастает яснополянская школе Льва Толстого, переворачивающая все «просвещённые» представления о возможностях учителя и учеников, школа, на опыте koi кий писатель призовёт «учиться писать у крестьянских детей».

Намечаются черты будущих экспериментов Станислава Шацкого, организующего образование как совместное с детьми дело, направляемое в зависимости от обстоятельств детской жизни и детских инициатив. Мы вслушиваемся в полемические тезисы Песталоцци об истинном и ложном просвещении народа, и их продолжением слышится голос датского пастора Николая Грундтвига, развернувшего громадное движение по созданию крестьянских народных школ. Оно охватит в XIX веке весь скандинавский мир и во многом облик сегодняшней Скандинавии, в общественном смысле достигшей, по всей видимости, наиболее убедительных вершин демократического развития в истории цивилизации.

Зерно, из которого проросло огромное дерево педагогики Марии Монтессори

Мы читаем о том, что основа умственного развития ребенка - в оживлении его впечатлений от чувственного восприятия. О достаточно обширном круге предметов, который должен быть дан детям для наблюдений и опытов. О наблюдении педагога за ходом детского развития как важнейшем средстве в вырабатывании им своего метода. И мы уже «держим в руках» то зерно, из которого прорастёт огромное дерево педагогики Марии Монтессори.

Комментарии Песталоцци о своеобразии законов, по которым происходит освоение детьми языка, ведут к целому ряду выдающих­ся методистов, возмущавших и поражавших сограждан чрезвычайно странными, непривычными, но почему-то и чрезвычайно успешными способами обучения грамоте или иностранным языкам — от младшего современника Песталоцци француза Жакото до нашего современни­ка Алексея Кушнира.

Песталоцци рассуждает о всеобъемлющей силе мастерства, без которой человек не в состоянии  облагородить себя

«...С самых первых моментов, когда искусство воспитания начинает вмешиваться в формирование в ребёнке навыков прак­тического применения его доброжелательности, его мышления, его труда, необходимо твёрдо удерживаться в рамках, поставленных потребностями и обстоятельствами его действительной жизни».

Страница за страницей Песталоцци обсуждает то, как образова­ние ребёнка должно перекликаться с окружающей его социальной действительностью. Какие рамки и акценты та расставляет, какие возможности дарит, без каких ложных целей подсказывает обой­тись.

Песталоцци рассуждает о «всеобъемлющей силе мастерства, без которой человек не в состоянии ни облагородить себя им, ни даже почувствовать твёрдое, в себе самом истинно обоснованное стремление к совершенству».

Эти мысли об укоренении задач школы в сегодняшнем дне, в об­стоятельствах конкретного места и конкретной обстановки детской жизни будут развёрнуты бодрыми и социально-конструктивными формулировками Джона Дьюи, идеями метода проектов, всей си­стемой «современной школы» и «педагогическими инвариантами» Селестена Френе.

«Элементарное образование - мечта, безделица и средство совращения народа, если не основано на общем стремлении челове­чества извлечь её из того единственного, вечного, на чём зиждется природосообразное формирование человечности, - из любви и веры и всегда им сопутствующей энергии. Оно не основано на этом, когда его пытаются достичь с по­мощью изолированных и предоставленных самим себе средств ум­ственного образования...»

В русле этих слов, вопреки всей идеологической обстановке со­ветской жизни, великий отечественный организатор исследований детства А.В.Запорожец развернёт всю работу НИИ Дошкольного воспитания. «Эмоции, а не интеллект - основа личности», - будет утверждать Александр Владимирович. Полноценное проживание детства, приумножение его «золотого запаса» впечатлений гораздо важнее быстрого «усвоения» чего-либо; обогащение, а не ускорение детского развития - задача дошкольного воспитания.

Сотрудники Запорожца, каждый в своём направлении, постараются разработать такие подходы к развитию и обучению, где деятельность, знания и переживания детей будут неразрывно связаны между собой. В те же годы в итальянском городе Реджио-Эмилия под руко­водством Лориса Малагуцци (и при энергичном участии сказоч­ника Джанни Родари) будет складываться такая образовательная система, в которой быт детских садов и школ будет словно пропи­тываться воздухом сказки.

«У ребёнка сто языков, сто рук, сто мыслей, сто способов думать, играть и говорить. Сто способов слушать, восхищаться, любить. Сто радостных чувств, чтобы петь и понимать сто миров, чтобы совершать открытия. У ребёнка сто языков, но у него крадут девяносто девять из них.

Школа и культура отделяют голову от тела. Они учат: думать без рук, делать без головы, слушать молча, понимать без радо­сти, а любить и восторгаться только на Пасху и Рождество. Они учат: открывать уже существующий мир, а девяносто де­вять из ста миров крадут. Они учат: игра и труд, реальность и фантазия, наука и воображение, небо и земля, разум и мечты - вещи, не совместимые друг с другом. В общем, учат, что нет никакой сотни. Ребёнок говорит: сотня есть».

Это пишет уже не Песталоцци; таковы краеугольные камни пе­дагогики Реджио Эмилия. С украинской вдумчивостью, нежностью и трагичностью схо­жие смыслы и замыслы оживут в Павлышской школе Василия Су­хомлинского, с грузинской искренностью, страстностью, контраст­ностью - заискрятся у Шалвы Амонашвили и его учителей.

Наконец, мы прочитаем у Песталоцци обнаруженную и впер­вые во всеуслышание объявленную истину: «Каждый ребёнок благодаря элементарному упрощению всех средств обучения приобретает способность передавать знания, полученные им на той ступени образования, на которой он в данный момент находится, всякому другому ребёнку, не имеющему таких знаний. И поступать так - большая радость для каждого ребёнка, получающего хорошее воспитание.

Бес­спорный факт, что дети гораздо охотнее позволяют другим де­тям объяснять им то, чего они ещё не знают, чем кому-нибудь из взрослых». Так был намечен тот путь, на котором в конце XX века Евгени­ем Шулешко будет развёрнута практика ровеснического образова­ния: организация таких детских садов и таких начальных школ, в которых ни один ребёнок (благодаря своим отношениям с другими детьми) не может оказаться неудачником.

И в шулешкинской прак­тике во всей полноте воскреснут на тех же решающих местах едва ли не все ключевые мысли Песталоцци - но по-иному перекликаю­щиеся, в подробной инструментальной разработке, с учётом того, что было открыто за два столетия исследований.

«Только завершённое оказывает большое влияние; лишь оно обладает неодолимой силой. Отсюда естественно вы­текает необходимость доводить до возможной степени со­вершенства фактические примеры элементарного образо­вания и фактический в нём опыт». И.Г. Песталоцци

Двести лет педагогических исследований были выполнением этого завещания Песталоцци. Опыты, соответствующие принципам «элементарного образования», во множестве случаев были доведе­ны до самых высоких степеней совершенства - и благотворные результаты заботливого и обоснованного введения элементарного образования неизменно подтверждались.

Но насколько бы ни приумножались успехи, в ширящемся мас­совом образовании они всё так же выглядят не то чудом, не то чуда­чеством, всё в той же мере остаются далёкими от всеобщего исполь­зования. Почему? По незнанию ли? По слабости человеческой? По крайнему недостатку необходимых для элементарного образования любви и веры? По вечным ли законам человеческого бытия, пред­полагающим хрупкость всего по-настоящему ценного?

По-прежнему у каждого выдающегося педагогического начина­ния обнаруживаются - как и в эпоху Песталоцци - свои «причины больших и многосторонних неудач», «лежащие и в самих педаго­гах, и в окружающей среде, и в обстоятельствах времени»...

Пока это так - идеи и слова Песталоцци не превращаются в почтенный памятник истории. Они вновь проясняют нам возмож­ности, беды и надежды в жизни взрослых и детей. Они выражают боль сегодняшних трагедий. В них даны простые и прочные точки опоры для того, чтобы оставаться собой и не сдаваться очередному «общепринятому» течению безответственных мыслей и поступков. Они откликаются в наших душах мечтой о вроде бы несбыточной, естественной и нормальной, достойной человека жизни. Мечтой, которая то в одном, то в другом месте великолепно сбывается все эти двести лет. И, вопреки всему, может воплощаться рядом с каждым из нас.

Цитата из текста Андрея Русакова по изданию Песталоцци. "Лебединая песня" изд. "Агентства образовательного сотрудничества", Санкт-Петербург. 2008 год.